Людовик XV и его эпоха - Страница 34

– Государь, все мои друзья и приятели советуют мне просить ваше величество об определении моего племянника в должность камер-юнкера, оставшуюся после смерти герцога ла Тремуйля вакантной. Но племянник мой уже так осыпан вашими милостями, что я, вместо того чтобы рекомендовать вам кого-нибудь из моей родни, как все это мне и советуют, хочу просить вас, государь, оставить эту должность за сыном покойного ла Тремуйля.

– И вы совершенно правы, господин кардинал, – отвечал Людовик XV. – Я сам было имел сначала в виду вашего племянника, но после рассудил, что подобная милость не столько будет ему полезна, сколько вредна, ибо он станет предметом всеобщей зависти и, следовательно, число врагов его увеличится.

Кардинал остолбенел, потому что никак не ожидал получить такой ответ.

Тогда он тотчас представил себе ту борьбу, которая неминуемо должна будет начаться: он имел против себя двух фавориток короля – не двух женщин, которых бы через ревность мог поссорить между собой, но двух родных сестер, которые, с тех пор как перестали одна другую ревновать, имели только один общий интерес: стараться каждой сохранить для себя своего обожателя – короля.

Кардинал, не решаясь более просить за своего племянника, сделал вид, что сам держит сторону малолетнего ла Тремуйля, причем прибавил, что дал уже слово его матери и что если его величеству будет угодно заставить его это слово не сдержать, то тогда ему ничего не остается более делать, как только проситься в отставку, видя, что он становится для короля бесполезным. Притом же, добавлял он, его преклонные лета и слабость здоровья требуют отдыха. И он, по принятому им обыкновению, удалился в свой замок Исси, ибо знал, что отсутствие составляло главную его силу.

По удалении кардинала дела пошли немного свободнее.

Госпожи де Мальи и де Вентимиль стали продолжать ходатайствовать за герцога Люксембургского.

Герцогиня ла Тремуйль, при содействии герцогов д'Омона, де Жевра и де Мортмара, сослуживцев ее покойного мужа, громко протестовала в пользу своего сына.

Что касается племянника кардинала, то за него некому было ходатайствовать, кроме его дяди, находившегося в отсутствии.

Сначала Людовик XV показал было себя против кардинала. Он написал ему, что, к сожалению своему, не вправе требовать от него занятий, которые могут оказаться вредными для его слабого здоровья, и что если здоровье его действительно находится в таком состоянии, что требует удаления от дел, то он согласен уволить его от службы.

Написав такое письмо, король положил его в карман, назначив самому себе время его отправления.

Между тем кардинал Флери, этот неугомонный интриган и политик, и из уединения своего нашел орудие, которым мог действовать в пользу своего племянника. Этим орудием была де Вентимиль, фаворитка короля. Подобно римскому послу, посол министра Флери вез, как говорит Тюрго, мир или войну. Получив от кардинала письмо, в котором он предлагал ей, для собственной же ее пользы (как было сказано в письме), ходатайствовать о камер-юнкерском звании для его племянника. Госпожа де Вентимиль сначала было призадумалась, но потом, рассчитывая на слабость короля и вспомнив, что ей еще только двадцать четыре года, между тем как кардиналу уже девяносто лет, она согласилась принять на себя данное ей поручение, ибо рассчитывала на скорую смерть кардинала.

Госпожа де Вентимиль в тот же день, как получила от кардинала письмо, пошла к своей сестре де Мальи. Так как с некоторого времени король стал любить перемену, то, зная, что не ее, а сестры ее очередь идти сегодня вечером к королю, она обратилась к ней со следующей речью:

– Сестрица, мы не должны терять ни минуты, чтобы снова присоединиться к кардиналу. Большая ли будет польза, если мы на этот раз над ним восторжествуем? Рано или поздно он возвратится к своей должности и отомстит нам тем, что отправит нас куда-нибудь в ссылку. Так как, сестрица, сегодня твоя очередь проводить вечер с королем, то заговори, пожалуйста, с ним о племяннике кардинала Флери и устрой так, чтобы завтра же он был сделан камер-юнкером.

К несчастью, де Мальи не была такой женщиной, которая требовалась для подобного рода интриг. Любя короля для него самого, любя его так, как ла Вальер любили Людовика XIV, она желала только одного – быть удаленной от всех политических дел и интриг. Поэтому хотя она и обещала своей сестре устроить все, согласно ее просьбе, но, отправившись к королю, не исполнила ни одного из своих обещаний. Никогда она не была так хороша собой и интересна, как в этот вечер. Голова ее была убрана цветами и бриллиантами, но Людовик XV видел в этих цветах и бриллиантах одну только игру кокетства на пользу любви, а не на пользу политики. Король казался скучным и задумчивым; на лице его выражались беспокойство и забота… В полночь фаворитка решается наконец спросить короля:

– Что с вами, государь? Людовик вздохнул.

– Со мной то, моя милая, – отвечал он, – что я нахожусь в большом беспокойстве.

– Почему так, государь?

– По всему тому, что около меня происходит. Де Мальи при этих словах вспомнила о том обещании, которое в этот же день утром дала своей сестре. Притом же слова короля сами напоминали ей то, о чем ей надлежало его просить. И она решилась.

– Что же такого важного происходит около вас, государь? – спросила она, взглянув на короля с нежной улыбкой.

– Хитрая! Вы сами это знаете, – отвечал король, – потому что вы одна из тех особ, которые причиняют мне беспокойство.

– Я, государь?! – воскликнула де Мальи.

– Да, вы. Во всяком случае, – продолжал король, – мы теперь избавились от нашего наблюдателя.